Тёплые лучи солнца струились по тяжелым каменным ступеням. Гермиона медленно поднималась на Астрономическую башню, желая ощутить на коже прохладный ветерок нового утра.

Вчера была чудовищная битва. Многие так и остались лежать на холодных камнях полуразрушенного Хогвартса. Школы будто не существовало теперь. Не было больше зачарованного потолка в Большом зале, не было призраков, уничтожен волшебный механизм странствующих лестниц, разрушена гостиная Гриффиндора, классы...

Школа умерла. Погибли ученики, невинные дети, убиты преподаватели… Едва не погиб Гарри. А солнце сияло всё также, словно призыв к возрождению того, что было до войны, того, что, кажется, существовало всегда - мира волшебников.

Гермиона оперлась о полуразрушенные перила башни и взглянула вниз. Каменные стены сильно пострадали, исчезло то величие, которое заставляло её сердце биться чаще. Не существовало её дома. Родители больше не помнили, что Гермиона их дочь. Не осталось ничего, кроме двух лучших друзей, давно ставших самыми близкими.

Эта война навсегда останется в сердце тёмным пятном. Слишком многое они потеряли. И эти потери едва ли уравновешены победой, доставшейся с таким трудом.

Гермиона посмотрела вперёд на Запретный лес, на озеро - там ничего не изменилось. Всё те же мрачные деревья, ключевая вода, отражающая безграничность небес.

Внизу волшебники, оставшиеся в живых, хоронили своих близких. Страшная траурная процессия, ряды вырытых на берегу могил, как зияющие черные дыры – память о погибших героях. Сейчас неважно, кто был врагом, а кто другом. Смерть сравняла всё и всех. Бывшие враги теперь плакали друг у друга на плече, вспоминая о потерянных навсегда друзьях.

Юная ведьма не смогла бы быть там. Слезы текли по щекам. Ссадины и царапины отзывались болью. Она не обращала на них внимания. У мисс Помфри и так слишком много работы. Гермиона помогала с раненными, как могла. А теперь, в день похорон, кажется, сломалась.

Необходимо было находиться там, у озера, держать за руку Рона, ведь он хоронил брата. Горе этих людей такое всепоглощающее, страшное, хотелось бежать без оглядки. И она сбежала, в разрушенную школу чародейства и волшебства, вверх по каменным ступеням, ближе к солнцу, туда, где все чувства лишь её. И никто не увидит слёз гриффиндорки, кроме безграничного неба.

Тучи постепенно уходили, а солнце светило мягко и победоносно. Гермиона подняла голову и взглянула в прояснявшееся небо. В детстве маленькая волшебница представляла, что небо – это голубой океан, по которому движутся суда, проплывают фантастические рыбы.

Убирая растрепавшиеся пряди волос с лица, девушка вгляделась в лазурное безмолвие, подернутое легким маревом облаков. В небе парила стая крылатых лошадей, настолько худых, что казалось, будто это скелеты. Лошади пролетели совсем близко, пепельно-серые, яркие и полные жизни, с горящими изумрудами глаз, и Гермиона невольно залюбовалась. Перепончатые крылья ловили потоки воздуха, позволяя им скользить, словно по водной глади, то поднимаясь ввысь, то опускаясь к самым каменным стенам школы.

Фестралы…

Гермиона никогда раньше не видела фестралов. Сердце суматошно забилось.

Девушка наколдовала себе стул и присела, укладывая голову на перила, чтоб лучше разглядеть животных. В них были сила и могущество. Лошади словно отдавали последний долг, прощаясь с умершими.

– Они прекрасны, не правда ли, мисс Грейнджер?

Девушка обернулась и вздрогнула, заметив тёмный силуэт совсем рядом.

– Да, профессор.

Лицо Северуса Снейпа было привычно бледным, а темные волосы, растрепавшиеся под натиском ветра, блестели в золотых лучах утреннего солнца. Тёмная мантия и снежно-белый воротничок рубашки были настолько привычными глазу школьницы, что Гермиона будто опять очутилась на уроке зельеварения или ЗОТИ. Волшебница невольно расслабилась от этой мнимой обыденности. Мир катился в пропасть, Хогвартс разрушен, и лишь профессор Зельеварения остался всё таким же серьезным и собранным. Казалось, что в любой момент он начнет снимать баллы с Гриффиндора и ехидничать. Краеугольный камень, константа…

– Вы ведь увидели их впервые?

– Да, сэр, – Гермиона поднялась, становясь рядом с высокой и худой фигурой зельевара.

Снейп покачал головой.

– Они не внушают страх, вопреки россказням некоторых невежд. Ошибочное суждение о сущности фестралов. Не они приносят горе… Они лишь свидетели и награда тому, кто смог увидеть смерть.

Грейнджер тряхнула головой, встречая темный взгляд профессора. Слова вырвались сами собой. Хотелось просто поделиться с кем-нибудь, кто сможет не пожалеть, а именно понять.

– Вчера погибли многие из моих друзей… Каждый был дорог мне. Это больно. Очень больно.

Зельевар состроил недовольное лицо. Брови сердито сошлись на лбу, образуя складку.

– О, умоляю вас… Ещё реветь начните. Ваши гриффиндорские нравы, наполненные восторженным идеализмом и сочувствием к каждому живому, выше всяких похвал, – профессор хмыкнул и искривил губы в презрительной усмешке.

Гермиона побледнела. Она наконец осознала, что профессор Снейп не лучшая кандидатура на место личного психолога. Проще исповедоваться миссис Норрис.

– Я…

– Что? Вы думали, что меня изменит последнее сражение?

– Я думала… что теперь, когда вам больше не нужно притворяться…

Снейп вздохнул. Взгляд, в котором сложно было прочесть хоть какие-то эмоции, устремился в небо.

– Вам не приходило в голову, мисс Всезнайка, что я такой, какой есть. Лицемерие – плохое качество.

Гермиона хихикнула, но вовремя прикрыла рот рукой. Однако молчаливая кара в виде темных глаз и сведённых бровей не заставила себя долго ждать.

– Мои слова кажутся вам забавными?

Грейнджер вздохнула и потупилась.

– Нет, сэр… Просто вам приходилось быть шпионом. Вы ведь лицемерили перед Темным Лордом?

– Откуда такая уверенность? Не судите меня за то, о чем и приблизительного понятия не имеете.

Стая темных лошадей сделала ещё один круг, и Гермиона ощутила на своей коже мановение ветерка, создаваемого их блестящими крыльями.

– Я был немного старше вас, когда впервые увидел фестралов, – Северус сжал тонкими длинными пальцами каменные перила и глубоко вздохнул, а Гермиона отвела взгляд, пораженная его откровением.

– Это было утром, когда я покинул школу, чтобы аппарировать к логову Пожирателей смерти. То утро было таким же солнечным. Такая подлость со стороны природы. Мерзкая игра с моей, искалеченной болью и ненавистью, душой. Ночью прошел дождь. Этой ночью женщина, которую я любил, умерла на моих руках.

Гермиона взглянула на него большими светло-карими глазами. Услышать подобное из уст Северуса Снейпа всё равно, что пожать руку дементору.

– Странно, что, будучи Пожирателем смерти, я увидел их так поздно… Фестралы были настолько прекрасны, величественны, что я растерялся и остановился у ворот, наблюдая за их полётом. В тот момент я понял, почему фестралов видят лишь те, кто осознал смерть. Наверное, это необходимо, чтобы каждый раз любуясь величием парящей стаи, вспоминать о том, что мы потеряли. Чтобы помнить всегда.

Ладонь Гермионы сама потянулась к его тонким пальцам, с силой сжимающим бездушный камень. Хотелось подбодрить, успокоить, сказать, что она понимает его чувства. Пальцы зельевара были ледяными и безжизненными. Гермиона вздрогнула, а профессор лишь ухмыльнулся.

– Почему вы увидели фестралов в это утро, мисс Грейнджер?

Волшебница попыталась подобрать нужные слова.

– Вчера я потеряла многих – погиб профессор Люпин, Нимфадора Тонкс, Колин, – её голос сломался, - Фрэд Уизли…

Непрошенные слёзы потекли по щекам, замирая на губах. Она ощущала их вкус – солёный, горький, вкус боли.

– Почему они?

Снейп грубо прервал её.

– Ложь.

– Что?! – Грейнджер вспыхнула. – Вы не видели, как это было! Вы не знаете! Смотреть на Люпина и Тонкс, таких счастливых когда-то и таких… мертвых теперь. Вам никогда не понять! Вы бездушный, как камень!

Снейп молчал, разглядывая людей внизу.

– Вы закончили?

Гермиона замолчала, всхлипывая и утирая слёзы, стараясь не позволить им снова пролиться. Достаточно слёз. Обида улеглась и теперь она осознавала, что наговорила лишнего, даже профессор Снейп не достоин таких слов. Гарри рассказал о том, что увидел в омуте памяти. Рассказал о Лили Поттер…

– Вы лжёте, Грейнджер. Да, вы знали этих ребят. И я их знал. Ваши самые близкие – Уизли и Поттер, они живы, оплакивают погибших. А вы сейчас не там, – он показал на стройные ряды, раскопанных могил и толпу людей в черных мантиях, – вы сейчас здесь, любуетесь на свою награду – на черных фестралов. Чью смерть вы видели? Уизли? Или Люпина? Вас не было там…

– Да, но… – Гермиона задумалась, – я ведь вижу их, должно быть что-то.

Профессор хмыкнул.

– И вас называют лучшей волшебницей своего выпуска? Позор Хогвартса.

Гермиона взглянула на него с вызовом, собираясь поспорить, доказать свою правоту, защитить в конце концов свои способности, но в глазах ненавистного профессора читалось что-то доброе, мягкое. Девушка так и замерла с открытым ртом…

«Взгляни на меня…»

Профессор вздохнул, на сей раз накрывая руку ученицы своей. Холод его пальцев пронзил кожу насквозь невидимыми иглами.

– Профессор… вы…

В голове всё перемешалось вместе с плывущими в подсознании воспоминаниями. Визжащая хижина, Воландеморт, бузинная палочка и смертельные укусы Нагайны.

– Вы умерли.

– Десять баллов Гриффиндору, мисс Грейнджер, – профессор вздохнул. – Наверное, мне должно льстить, что теперь вы видите фестралов благодаря тому, что оказались не в то время и не в том месте.

– Но я ведь вижу вас. Вы плод моего воображения? – Гермионе никак не удавалось осознать происходящее.

– Я просто пришёл попрощаться.

Гермиона кивнула и, осмелев, едва заметно сжала его холодные пальцы в ответ, желая отогреть их. Но могильный холод был сильнее.

– Спасибо вам, Северус…

Он хмыкнул.

– Хотите потерять заработанные с таким трудом баллы… Гермиона?

– Спасибо за то, что вы сделали для всех нас.

Снейп помолчал, закрывая глаза от осторожной ласки гриффиндорки.

– Оставьте ваши благодарности для кого-то другого.

Девушка ничего не ответила, лишь судорожно вздохнула, ощущая, как боль, томящая её весь этот год, постепенно отступает, пропуская вперёд нечто важное, понятное лишь ей. Чувство облегчения и свободы. Гермиона отпускала своих демонов, надеясь, что они больше никогда не вернутся. Мертвые всегда останутся мертвыми.

– Знаете, чего мне хочется сейчас больше всего?

Профессор приоткрыл глаза, наблюдая за ученицей, и покачал головой.

– Чтобы те, кто будет учиться в Хогвартсе после нас, никогда в своей жизни так и не увидели фестралов.

Снейп помолчал немного, замечая лёгкую дрожь ученицы, и, скинув свою мантию, накрыл её плечи.

Гермиона сдержала появившееся на мгновение желание отпрянуть в сторону и вздохнула, ощущая как темная, тяжелая с виду ткань, быстро согревает её продрогшее тело. От профессорской мантии пахло шалфеем, мандрагорой и вереском. Гриффиндорка с трудом подавила желание уткнуться в неё носом и полностью отдаться успокаивающему запаху трав.

– Это неверное желание, Гермиона… Люди умирают, они умирали всегда. Кто-то видит их смерть, а кто-то скрывается от неё. Итог всегда один. Боль не уничтожить. Без неё люди станут бесчувственными. И смерть не устранить. Каждому отмерен свой срок, но лишь смерть не зависит от века, цивилизации, магических качеств. Она вечна. Смерть посещает каждого – мага или магла, лишь она способна уровнять полукровок, маглорожденных, чистокровных волшебников, оборотней. Даже фестралы умирают, – он заметил изумление в глазах девушки, – да, да, похоже, не все книги вам покорились, мисс Зубрилка.

Северус замолчал, ловя ветерок на своей коже.

– Каждому своё время. И моё время пришло. Позаботьтесь о своих упрямых друзьях. Вы это умеете. Надеюсь, когда-нибудь вы сможете простить меня.

Профессор едва заметно улыбнулся. Эта улыбка навсегда останется в памяти Гермионы. Через пару мгновений его больше не было рядом, остался лишь лёгкий аромат трав, витающий в воздухе. А фестралы всё кружили над траурной процессией.

– Мы давно уже простили… – прошептала Гермиона ветерку, надеясь, что слова долетят до бывшего Пожирателя смерти, на одно мгновение вдруг ставшего таким близким, таким родным…

***

– Гермиона, проснись…

Грейнджер потянулась, ощущая, как затекла шея. Она сидела на стуле, уложив голову на прохладные каменные перила, а над ней склонилась рыжая голова друга.

– Рон…

Уизли грустно и как-то невероятно по-взрослому улыбнулся.

– Мы похоронили их всех, рядом… Независимо от того, какой армии они принадлежали.

Гермиона кивнула с пониманием.

– Прости…

Рон осторожно укутал девушку в темную тёплую мантию и помог подняться.

– Я понимаю, почему ты ушла. И не виню.

Грейнджер задумчиво взглянула на черную, словно воронье крыло, ткань у себя на плечах, ощущая запах трав. Уизли проследил за её взглядом.

– Откуда эта мантия?

Сжимая живую, теплую руку парня, и вглядываясь в нежные голубые глаза, девушка прошептала:

– Подарок…

Обнимая Гермиону и прислонившись к прохладным каменным колоннам, Рональд всматривался в небеса. Вопросы могут подождать.

– Ты тоже их видишь?

– Да, я заметил ещё утром. Они красивые, правда?

Гермиона кивнула.

– Я никогда не видела ничего прекраснее…

В небе кружила тёмная крылатая стая, то поднимаясь вверх, к теплым лучам солнца, то скользя по самой грани озера, разбрызгивая радужные искры. Крылатые лошади – словно дань погибшим в войне, где не было всеобъемлющего зла и безграничного добра, как не бывает абсолютной тьмы и света.