Глава 19. Зажечь огонь

Такой абсолютной темноты он не видел еще ни разу. Не просто черная пелена, а полное отсутствие какого-либо цвета. И пустота, не менее абсолютная. Он не мог бы сказать, где заканчивается эта черная дыра и начинается он сам и начинается ли. Гарри не чувствовал собственное тело, словно никакого тела у него больше не было. Он не ощущал боли (что было совсем неплохо), не чувствовал каких-либо прикосновений, словно он находился в невесомости, просто парил где-то. Вакуум. Ни ветра, ни солнца. Только леденящий холод, пробирающий до… До чего? Костей? Но он не чувствовал себя человеком с кожей, мышцами и костями. Просто было очень холодно. И страшно. И одиноко.

Так продолжалось целую вечность, пока в один момент черную пустоту не наполнили звуки. Первый раз это продолжалось недолго, всего несколько секунд. Он не успел разобрать слов, только почудился ему среди какофонии звуков знакомый голос. Потом все исчезло.

В следующий раз это продолжалось дольше, и Гарри успел расслышать не только сердитые голоса, но и звуки шагов, шелест мантий, потом тихий шорох накрахмаленных простыней. После этого мир стал наполняться звуками чаще, но в нем по-прежнему не было ни проблеска света, ни какого-либо ощущения, кроме усиливающегося холода.

— Северус, где Гарри? — услышал он как-то рассерженный голос. Директор Дамблдор.

— Он здесь, у меня, — отвечал тихий, но уверенный голос зельевара. Гарри обрадовался. Значит, Снейп жив и здоров, с ним все в порядке.

— На каком основании ты забрал его из Больничного крыла? — Похоже, Дамблдор был очень недоволен поведением своего подчиненного.

— Мадам Помфри сама сказала, что больше ничего не может сделать. — Северус говорил очень холодно. — Гарри давно должен был прийти в себя. Его тело почти в порядке. Во всяком случае, он был куда в худшем состоянии после пыток у Лорда и все еще оставался в сознании.

— Если Поппи не может помочь Гарри, то нам стоит переправить его в Св. Мунго.

— Он останется здесь, Альбус, — решительно возразил Снейп. — Здесь его комната, его дом. Здесь я. Я помогу ему, что бы с ним ни происходило.

— По какому праву ты решаешь за него, Северус? Он не твой сын, что бы ты там себе не вообразил. Ты ему даже не опекун…

— А какие права у вас, Альбус? Почему вы должны решать, как будет лучше? Оставьте Гарри в покое! Оставьте его мне. Темный Лорд убит, Гарри вам больше не нужен, так отпустите его наконец, — судя по всему, теперь злиться начал профессор.

— Северус, ты ведь не колдомедик, — неожиданно мягко сказал директор, словно говорил с маленьким ребенком или уговаривал умалишенного. — Зелья не всегда могут помочь.

— Зелья, может, и не помогут, но я ему помогу. Если хоть что-то возможно сделать, я это сделаю. А если уже ничто ему не поможет… Я знаю, он предпочел бы быть здесь, а не в Св. Мунго, — на этот раз он говорил с жаром, которого Гарри раньше за ним не замечал.

— Северус, пожалуйста…

— Больше никаких просьб, Дамблдор. Никаких приказов. Мои клятвы больше не действуют, так что убирайтесь отсюда, пока я не проклял вас.

После этого снова наступила тишина. Гарри отчаянно пытался найти выход, как-то очнуться. Ведь не может быть так, что он все слышит, все понимает, но не в силах прийти в себя. Это неправильно! Снейп сам сказал, что его тело в порядке, так в чем проблема? Ответа не было, как не было выхода из окружающей его тьмы. Только холод сковывал все сильней.

В следующий раз когда он услышал голос Снейпа, тот был сдержанным, немного напряженным:

— Ну что, насмотрелись? Он не придет в себя от одного вашего взгляда.

— Я знаю, — ответил тихий и печальный голос Гермионы. — Я просто хотела его увидеть.

— Вы его увидели. Теперь можете идти.

— Вы сердитесь на меня, я знаю, что заслужила это. Мне очень жаль, что я… — она запнулась. Гарри очень хотелось бы сейчас увидеть ее лицо. — Я прошу прощения. Я повела себя глупо.

— Мисс Грейнджер, меня ваши извинения не интересуют, — холодно ответил Снейп. Гарри не знал, заметила ли Гермиона нотки усталости в голосе своего учителя или это мог услышать только он сам.

— Полагаю, так оно и есть.

Что-то зашуршало, послышались тихие шаги. Потом Гермиона неожиданно заговорила снова:

— Как вы думаете, почему он не приходит в себя?

— Если бы я знал ответ на этот вопрос, то уже сделал бы что-нибудь, — раздражено ответил Северус. — Нет никаких очевидных причин. И неочевидных тоже. Он почти здоров. Очень слаб, но все его травмы практически излечены. Я не понимаю, почему он не приходит в себя и почему… почему все время мерзнет. — Теперь в голосе зельевара можно было услышать отчаяние.

— Это может быть как-то связано с его одержимостью? — осторожно спросила Гермиона. — Может быть, это какой-то побочный эффект?

— Не знаю. Таких сведений мне нигде не удалось найти.

— Может, снова пригласить мисс Новак? Она должна знать…

— Судя по всему, вы считаете меня не только растлителем, но еще и умственно отсталым, — разозлился Снейп. — Мы бы уже давно привели сюда Новак, если бы знали, где она. Но мы не можем ее найти…

После этого мир снова погрузился в тишину. В такие моменты Гарри становилось очень скучно. Он не знал, спит ли когда-нибудь, теряет ли сознание. Когда вокруг тебя так тихо и темно, трудно отличить бодрствование от сна. Во всяком случае, ни видений, ни снов у него не было.

Голос Дианы Гарри узнал не сразу. Он звучал необычно хрипло, устало и бесцветно.

— Огня больше нет, это я могу тебе точно сказать.

— Что значит нет? — спросил Снейп.

— То и значит. Он больше не одержим. Не думала, что такое возможно. Я видела выгоревших, но лишившихся Огня — никогда.

— Если ты немедленно не перестанешь говорить загадками, — угрожающе прошипел зельевар, — ты не выйдешь отсюда живой.

— Вот только не нужно мне угрожать, — отмахнулась Новак. — Все очень просто. Гарри высвободил силу, которую даже я не смогла бы породить. Он сжег дотла около сотни человек, ты можешь себе это представить? Лично я не слышала о таком. Ты ведь знаешь, что Огонь связан с нашими эмоциями, чувствами, что именно из-за них он загорается, их мы и сжигаем. Я даже предположить не могу, что он жег, какие это должны были быть чувства, — она вздохнула. — Наверное, сжег все, что было. Ты заглядывал в него?

— Да.

— И что?

— Ничего. Пусто. По крайней мере, я не смог найти его сознание.

— Вот именно. Я тоже это вижу. Темнота, пустота и холод. Полагаю, его там уже нет. Одна оболочка осталась…

— Но ведь он идет на поправку, его тело…

— Это неважно. Ты можешь вылечить его тело, если успеешь. Но вернуть Гарри ты уже не сможешь. Он сгорел. Наверное, это правильно, — теперь ее голос звучал грустно. — Так следовало поступить и мне в свое время, но я предпочла жизнь эмоционального инвалида. А он молодец, не испугался.

Повисла такая тишина, что Гарри показалось, будто он опять перестал слышать, но несколько секунд спустя Северус снова заговорил:

— Я не верю тебе. Он же жив, его сердце бьется. Он в порядке. Он не может умереть. После всего… Просто не может. Ты же сама мне говорила, что если я возьму на себя ответственность, если я позабочусь о нем, то он выживет. Я же все сделал…

— Значит, ты сделал недостаточно! — зло воскликнула женщина. — Теперь уже поздно. Это уже не Гарри. Просто тело, еще живое, но уже остывающее. Видишь, как он дрожит? А у тебя ведь здесь жарко, как в аду! Это потому что холод внутри него… Мне жаль, Северус. Огонь погас, все кончено.

— Разве огонь нельзя снова зажечь? — упрямо спросил Снейп.

— Я знаю, что ты не готов сдаться, — мягко ответила Диана. — Можно ли зажечь огонь? Попробуй, только не спрашивай меня как. И имей в виду, что времени у тебя мало. День-два, не больше…

«Нет, нет, только не сейчас!» — хотелось закричать Гарри. Звуки снова пропали.

Слова Дианы очень напугали и разозлили его одновременно. Как она может говорить, что его больше нет, когда он здесь? Все слышит и думает, просто очнуться не может. Он не понимал, почему так происходит и как это исправить. Зачем она сказала Снейпу, что это он виноват, что он чего-то не сделал? Северус сделал для него все, что мог, Гарри не желал большего, не мог представить большего. О нем заботились, его принимали и любили, так что еще мог сделать зельевар?

— …Мог говорить тебе об этом, — донесся голос Северуса откуда-то издалека, как будто отвечал на его вопрос.

«Я ведь и так это знал… не был уверен, но чувствовал», — мысленно возразил Гарри.

— Я предполагал, что ты все знаешь без меня, но это меня не оправдывает. Наверное, тебе нужно было больше, — голос звучал тихо и печально. Гарри едва слышал его. Он вдруг с ужасом осознал, что так говорит человек, который смирился. Тот, кто потерял надежду. Неужели два дня уже прошли? Так быстро… — Я старался, правда старался, поверь мне. Я хотел, чтобы у тебя был выбор. Хотел, чтобы у тебя был дом и все то, чего не было в свое время у меня. Я был готов противостоять и Дамблдору, и Темн… Волдеморту. Я предпочел бы умереть сам, но не видеть, как медленно угасаешь ты. И если ты до сих пор сомневаешься, то я повторяю: это никогда не было заданием Дамблдора. Все, что я делал, я делал только потому, что ты меня любил… Потому что я любил тебя. Для меня большая честь, что ты готов был назвать меня своим отцом. И поверь мне, я не мог бы пожелать себе лучшего сына. Прости, что подвел тебя… Прости…

Голос совсем стих. Теперь, наверное, уже навсегда. Гарри знал, что этими словами Снейп прощался с ним. Мальчику хотелось плакать. Он все-таки услышал то, о чем мечтал, но, к сожалению, услышал слишком поздно. Возможно, лучше поздно, чем никогда, но теперь Гарри больше чем когда-либо хотелось жить, а нужно было уходить. Это было несправедливо. Несправедливо по отношению к ним обоим. И самым несправедливым было то, что он даже не может сказать Северусу, что тот ни в чем не виноват. Ведь все это была только его — Гарри — вина. Как всегда…

Гарри еще о многом мог бы пожалеть, еще многое хотел бы сказать, но безжалостная тьма поглотила его окончательно. Даже холода больше не было.

* * *

Одним взмахом палочки Северус погасил огонь в камине. В нем больше не было нужды. После этого зельевар скинул мантию и сюртук, расстегнул верхние пуговицы рубашки и сел в кресло, стоявшее подле кровати Гарри. Одеяло он поправил просто по привычке, в этом уже тоже не было никакой необходимости. Ни растопленный на полную мощность камин, ни одеяла, ни заклинания, ни зелья не помогали согреть мальчика. Наверное, Диана все же была права: холод жил внутри. Северус откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

Он очень устал. Эти две недели были самыми долгими и самыми страшными в его жизни. Никогда раньше он не чувствовал себя таким беспомощным. Он метался между лабораторией и спальней Гарри, забывая есть и не решаясь спать. Лишь иногда ему удавалось подремать пару часов вот так же сидя в кресле, ожидая реакции на очередное зелье. Реакции не было. Ничего не было. Может быть, Диана и в этом права, и последние четырнадцать дней он пытался спасти того, кто был уже по сути мертв? В это было слишком страшно поверить. Страшно и горько.

Но все-таки пришлось поверить. Вот сейчас, приблизительно пять минут назад, он окончательно потерял надежду. Потому что ничего не помогало, потому что срок, указанный Дианой истек, потому что он очень устал и у него больше не было сил во что-либо верить. Наверное, когда Северус говорил Гарри о своих чувствах, он еще надеялся. Ждал, что тот вдруг ответит ему, как тогда в Больничном крыле. Но этого не произошло. Как раз в этот момент надежда Снейпа умерла.

Северус протянул руку и нащупал запястье мальчика. Пульс был едва ощутимым, очень редким. Сердце Гарри останавливалось медленно, но верно, и ни один из способов не мог изменить этого. Гарри медленно умирал у него на руках.

Было больно. Так больно еще никогда не было. Северус недоумевал, почему все так произошло. Все эти дни он мысленно молился всем богам, предлагая им самые невероятные сделки. Если бы в его комнаты явился сам Дьявол, Снейп не задумываясь продал бы ему душу за жизнь Гарри, но ни небеса, ни преисподняя не торопились вступать с ним в переговоры.

Северус открыл глаза и устремил невидящий взгляд в потолок. В голове все еще звучали слова Дианы: «Значит, ты сделал недостаточно!». Да, эта чертова ведьма права во всем. Он мог бы любить Гарри сильнее, мог бы вести себя сдержаннее, мог бы не допустить похищения. Пусть тогда война бы продолжалась. Пусть продолжали бы гибнуть люди. Снейпу не было до них дела: он их не знал, они не знали его. А вот Гарри… Впрочем, сделать он уже ничего не мог. Слишком поздно.

Жаль, он не знал, как можно «зажечь огонь». Все знания, которые он с жадностью добывал всю свою жизнь, оказались бесполезны. Если бы только профессор Браун мог быть в его жизни чуть дольше, он наверняка научил бы его. Тот всегда знал, как согреть, как утешить, как вселить надежду. Он научил бы его любить по-настоящему. Так, как умел любить Гарри.

— Как же мне вас не хватает, — тихо сказал Северус в пустоту. — До сих пор…

Воспоминания-призраки, населяющие комнату, снова подняли свою голову, замелькали перед глазами Северуса. Томас Браун никогда не стеснялся ни себя, ни своих чувств. За что и поплатился. Если бы он делал это не так демонстративно, если бы умел таиться от публики, если бы умел держать определенную дистанцию.

— Что с тобой, Северус? Почему ты плачешь? Идем со мной. Нет, не бойся, я просто напою тебя чаем, а то ты весь продрог. В следующий раз когда сбежишь из спальной, потрудись надеть на себя хотя бы мантию. В одной пижаме в подземельях вполне можно замерзнуть… Вот так, садись. Съешь что-нибудь? Нет? Как хочешь. Расскажешь, что случилось? Я так и думал. Тогда грейся, и я отведу тебя обратно в комнату… Что значит, не вернешься туда? Где же ты спать тогда собрался? Глупый ребенок, ты простудишься в коридоре. Да, а я получу нагоняй от директора. Хорошо, можешь остаться здесь. Сколько захочешь. Пойдем… Ложись. Нет, я посплю в гостиной. Побыть с тобой? Ты все еще дрожишь… Давай, иди ко мне, я тебя согрею…

Северус вырвался из воспоминания. Да, Томас Браун не раз спасал его от отчаяния в его первый год в Хогвартсе. Пользоваться покровительством самого декана было для него необычно, но приятно. Впервые в жизни он чувствовал себя защищенным, нужным, любимым… Никогда больше он этого не чувствовал, ни до, ни после. А потом все так неожиданно закончилось.

Снейп резко встал на ноги и несколько раз прошелся по комнате. Нет, он не будет сейчас об этом думать. Сейчас он должен думать о Гарри. Мальчик лежал под толстым одеялом, не шевелясь, уже даже не дрожа. Он еще больше похудел, стал как будто меньше ростом. Он не выглядел сейчас на шестнадцать, даже четырнадцать ему можно было бы дать с большой натяжкой. Северус какое-то время просто стоял и смотрел на него, пытаясь представить, чего бы он хотел сейчас, окажись на месте Гарри. Осознание пришло неожиданно, словно подсказанное каким-то чужим воспоминанием.

М-да, это было не так просто. То есть он мог бы это сделать, но сама мысль о реакции директора, который обзавелся привычкой появляться в его апартаментах в самый неподходящий момент, пугала его.

— …Он сказал, что если вы будете вести себя мягче по отношению к своим студентам, это еще не значит, что вы повторите судьбу Томаса Брауна…

— …Я готов поверить, что ты действуешь во благо мальчика, Северус. Но мне не нравятся твои методы.

— Что именно вам не нравится?

— Мне не нравится, что утром он выходит из твоей спальни…

— …Значит, это правда? Значит, тебе не сын был нужен. Ты просто хотел затащить меня в постель, ты воспользовался моей доверчивостью, моим отношением к тебе!..

Северус встряхнул головой, отгоняя наваждение. Нет, он не позволит чужим грязным домыслам испортить последние часы жизни Гарри!

Снейп скинул обувь, забрался под одеяло, обнял мальчика и крепко прижал к себе. Кожа Гарри была холодной, как будто он лежал не под одеялом, а на сквозняке. Зельевар устроил его голову у себя на плече, несколько раз пригладил непослушные черные волосы, но это как всегда не помогло. Тогда он поцеловал мальчика в висок и прошептал на ухо:

— Спи, мой мальчик. Ничего не бойся, я рядом. Тебе уже никто и никогда не сможет причинить вреда. Знай, я очень тебя люблю и очень тобой горжусь. Спи…

На большее его не хватило, горло сжалось от подступивших к глазам слез. Северус плотно сжал веки и обессилено положил голову на подушку. Усталость взяла свое, и вскоре он тоже спал.

И он не был уверен, что ему стоит просыпаться, если к утру сердце Гарри совсем остановится.

* * *

Тепло появилось внезапно, когда в мире уже не осталось ничего. Оно хлынуло со всех сторон, одновременно снаружи и изнутри, согревая его, заставляя снова почувствовать свое тело. Первыми он ощутил руки. Пальцы, ладони, запястья, предплечья, плечи… Они были прижаты к чему-то теплому, едва заметно вибрирующему. Только вечность спустя Гарри осознал, что вибрация — это стук чужого сердца. Потом он услышал и свое сердце, бьющееся в груди, спину, на которой лежали чьи-то руки. Затем он почувствовал, что его голова лежит на чем-то не слишком мягком, немного угловатом. Ему стало так любопытно, что же все это значит, что он на мгновение забыл, что не мог открыть глаза, а когда он об этом вспомнил, он уже смотрел в лицо Снейпа. Мужчина выглядел измученным, хмурился, несмотря на то, что спал, лицо его мученически кривилось, как будто ему снилось что-то очень неприятное. Гарри хотел было его разбудить, но сил хватило только на то, чтобы высвободить одну руку и обнять зельевара. После этого он снова провалился в глубокий сон. На этот раз абсолютно нормальный и здоровый.

Когда Гарри снова проснулся, он был один. Свою комнату он узнал сразу. Сейчас, залитая лучами уже заходящего летнего солнца, она выглядела как никогда мило и уютно. Батарея разнокалиберных пузырьков с зельями, выстроившаяся на прикроватной тумбочке, впечатляла. Легкий беспорядок вокруг неожиданно привел мальчика в полный восторг. Он был так рад вернуться сюда. Домой.

Дверь едва слышно скрипнула, и вскоре в поле зрения Гарри оказался профессор Снейп в неизменной черной мантии, живой и здоровый, лишь немного бледнее обычного. Он опустился у кровати прямо на колени и заглянул Гарри в лицо, словно не веря, что у мальчика действительно открыты глаза.

— Гарри? — едва слышно позвал он.

— М-м-м? — ответил тот. На более четкий ответ у него не хватило сил: горло было слишком сухим. Очень хотелось пить.

Словно прочитав его мысли (а, может быть, и действительно прочитав), Снейп протянул ему стакан воды с соломинкой. Гарри сделал несколько глотков и откашлялся, прочищая горло.

— Привет, — хрипло поздоровался он.

— Привет, — с готовностью откликнулся Северус и улыбнулся. Такой улыбки Гарри не видел у него никогда — спокойной и безмятежной, искренней и естественной. — Как ты себя чувствуешь?

— Живым, — очень серьезно ответил мальчик и тоже улыбнулся. — И так рад видеть живым тебя. — Он опустил глаза, взглянув на руки зельевара, лежавшие на кровати, и протянул к ним свою ладонь, как будто желал проверить, настоящие ли они. — Твои пальцы. Их вылечили.

— Они еще иногда ноют во время смены погоды, но Поппи уверяет, что это пройдет.

— Хорошо. — Гарри снова посмотрел в лицо Северусу. — Долго я был без сознания?

— Долго. Сегодня двенадцатое июля.

— Вот черт, — вяло поразился Гарри. — Я пропустил экзамены!

— Ввиду очевидных уважительных причин тебе разрешено сдать экзамены тогда, когда ты поправишься. — Снейп усмехнулся. — Но преподаватель Защиты заявил, что он зачтет тебе победу над Тем… Волдемортом в качестве экзамена.

— А мой преподаватель Зелий не собирается последовать его примеру? — хитро прищурившись, поинтересовался Гарри.

— Едва ли, — наигранно строго ответил Снейп. — Вот если бы ты победил его при помощи какого-то зелья…

— Жаль, — печально вздохнул мальчик. — Почему ты так смотришь на меня?

Северус немного смутился, но ответил честно, как только мог:

— Ищу следы перемен. Если я правильно понимаю, твои чувства должны измениться. — Он снова заглянул Гарри в глаза. — Огонь, погубивший Волдеморта, был слишком сильным. Какие-то твои чувства должны были в нем сгореть. Почему он загорелся именно в тот момент? Почему не раньше?

— Я просто очень испугался за тебя, — признался Гарри. — Не хотел, чтобы ты погиб.

Северус прореагировал на это довольно странно, по мнению Гарри. Он помрачнел, печально покивал и тяжело вздохнул.

— Да, именно так твой двойник перестал что-либо чувствовать к моему двойнику, — сказал Снейп. — Но, по крайней мере, я не вижу в твоих глазах былой ненависти. Меня это вполне устраивает.

Гарри обеспокоено прислушался к своим чувствам. Нет, все правильно, никаких перемен. Разве что… Да, боль от былых потерь — родителей, крестного — притупилась, страх потерять Северуса и снова остаться в одиночестве… исчез совсем. Наверное, потому, что теперь уже ничто не угрожало им. Этим открытием Гарри поспешил поделиться со Снейпом, пока тот совсем не загрустил. Кажется, зельевара это успокоило.

— А Волдеморт точно мертв? — уточнил он после этого. — Совсем?

— Совсем, — заверил его Северус.

— Как остальные? Как директор? Гермиона? Они уже знают, что я очнулся? — По тому, как сжались губы профессора, Гарри понял, что они еще не знают. — Не надо, Северус. Ведь все кончилось хорошо. Мы победили.

— Только тебе это чуть не стоило жизни, — неожиданно резко ответил Снейп. — А если бы тебя не похитили, если бы мы с тобой не поссорились, я уверен, директор пошел бы дальше, пока не уничтожил бы мою репутацию окончательно. А мисс Грейнджер с удовольствием ему в этом помогла бы.

— Зачем ты так? — расстроено произнес Гарри, нахмурившись. — Гермиона просто сделала неправильные выводы из… из того, что с тобой было. А директор… Он беспокоился обо мне, он не хотел тебя обидеть, я уверен.

Северус какое-то время молчал, изучая лицо Гарри, а потом медленно произнес:

— Мне кажется, что для того, чтобы избежать в будущем недопонимания между нами, мне стоит все тебе рассказать. Я никогда ни с кем об этом не говорил, но я хочу, чтобы ты знал, почему я так болезненно отреагировал на твои слова. Дело здесь действительно в Томасе Брауне, который был моим деканом в первый год учебы в Хогвартсе.

— Ты не обязан этого делать, — запротестовал Гарри.

— Не обязан, — согласился Северус, — но должен. Я хочу, чтобы между нами не осталось недомолвок. Как тебе уже рассказала твоя подруга, профессор Браун был уволен из Хогвартса из-за скандала. Его обвинили в приставании к ученикам, особенно к младшекурсникам. Разбирательство было инициировано попечительским советом, проводилось негласно, то есть аврорат никто не привлекал. Да и уголовное дело так и не завели. Официально для того, чтобы не вредить имиджу Школы и не травмировать еще больше пострадавших детей. Фактически потому, что тогда Браун мог бы доказать свою невиновность.

Гарри посмотрел на него удивленно, и Снейп кивнул.

— Да, Гарри. Томас Браун не был педофилом и никогда не делал с нами ничего предосудительного. Да, он не умел держать положенную учителю дистанцию и вообще мало годился в деканы Слизерина. Слишком эмоционален, слишком добр, слишком мягок. Он любил детей.

— Но тогда почему его обвинили в том, чего он не делал? — спросил Гарри, недоверчиво глядя на Снейпа.

— Тут я могу только предполагать, — признался Северус. — Могу предположить, что он не устраивал попечительский совет тем, что… кхм… предпочитал мужчин, например. Он не стеснялся этого и не трудился скрывать. Им нужен был повод, чтобы уволить его. Его ориентация таким поводом быть не могла, это не противозаконно. В тот год, когда я появился в Хогвартсе, профессор Браун такой повод дал.

Он как-то сразу выделил меня из толпы первоклашек. Возможно потому, что при живых родителях я был фактически сиротой. Наверное, ему было меня жаль. Он уделял мне больше времени, чем другим ученикам, позволял быть в его комнатах, делать там уроки, иногда даже ночевать. Мои отношения со студентами моего же факультета складывались не очень хорошо, я не подходил Слизерину ни происхождением, ни характером. Браун защищал меня, как мог. За что и поплатился. Его интерес ко мне был представлен как нездоровый. Отыскались правила, запрещающие студентам находиться в личных комнатах своих преподавателей после отбоя. Меня допрашивали и намеренно задавали вопросы, ответы на которые звучали двусмысленно. Ничего конкретного не спрашивали, опять же якобы для того, чтобы не травмировать. В общем, всего этого было недостаточно, чтобы посадить его, но вполне хватило, чтобы угробить его репутацию и выгнать из Школы.

Гарри пораженно молчал какое-то время, пытаясь переварить эту информацию. Ему было трудно представить, что здесь — в Хогвартсе — с кем-то могли обойтись столь несправедливо. Куда смотрели другие учителя? Куда смотрел директор?

— Почему Дамблдор не предотвратил это? — спросил он вслух. — Ведь он не мог не знать, что это наговор?

Северус ответил не сразу. Он долго смотрел на Гарри, подбирая правильные слова. Снейп не был уверен, что имеет право высказать все свои подозрения, ведь у него не было доказательств, а для Гарри Дамблдор все-таки был пусть и порядком пообтрепавшимся, но все же кумиром.

— Дамблдор не вмешивался, — в конце концов уклончиво ответил Снейп. — Опять же я могу только предполагать, но мне кажется, что он не был против увольнения Брауна.

— Почему?

— По той же причине, что и несколько лет спустя, когда он не забрал тебя из дома твоих родственников. Альбус всегда считал на несколько ходов вперед.

Гарри вспомнил, как Снейп рассказывал ему о том, почему стал Пожирателем. Неужели директор мог намеренно вырастить Северуса таким? Чтобы потом получить в свои руки шпиона, раскаивающегося в своих ошибках, подчиняющегося абсолютно и беспрекословно?

— Нет, — он покачал головой. — Я уверен, он тогда не мог знать об этом, — тихо сказал Гарри, как будто убеждал в этом самого себя.

— Возможно, я не спорю, — вздохнул Северус. — Но вышло так, как вышло. Браун лишился работы, его репутация была уничтожена. Он так и не смог преодолеть это. Я тогда всего этого не понимал. Не понимал, о чем меня спрашивали, почему профессора уволили в конце года. Я даже не понимал, что он ушел не по своей воле. Я был обижен на него, злился, что он меня бросил, в то время как это я испортил ему жизнь. Лишь потом, когда я подрос, я узнал, что все это значило. И только много лет спустя, когда я сам стал деканом Слизерина, я узнал, что профессор Браун спился и умер через три года после этой истории. Он был первым человеком, которого я погубил. А ведь я любил его. И так хотел, чтобы он забрал меня к себе насовсем.

— Ему следовало усыновить тебя, — сказал Гарри, отчаянно сочувствуя Северусу. Теперь он понимал, почему зельевар реагировал на имя Томаса Брауна столь болезненно. И стало понятно, почему так взбесился, стоило Гарри предъявить ему обвинения, аналогичные тем, от которых пострадал его учитель. — Или хотя бы установить опекунство.

Северус посмотрел на него как-то странно, а потом неожиданно смутился и отвел взгляд в сторону. Гарри непроизвольно нахмурился, ожидая какого-нибудь неприятного сюрприза.

— В чем дело? — напряженно спросил он.

— В том, что я тоже так подумал сегодня, — признался Северус. — Гарри, я не хочу, чтобы кто-нибудь еще мог заподозрить… — он осекся, как будто не был в состоянии произнести эти слова вслух. — Пока ты был без сознания, директор спрашивал меня…

— На каком основании ты забрал меня к себе из Больничного крыла, — перебил Гарри. — Я слышал.

— Вот как? Что ж, тогда ты поймешь. Я хочу иметь законное основание забирать тебя из больницы или увозить куда-то на каникулы, — быстро произнес Снейп, заметно волнуясь. Было видно, что эти слова даются ему с трудом, и он очень боится, что передумает их сказать. — Я хочу оформить опеку.

— Опеку? — переспросил Гарри. Его сердце вдруг забилось в бешенном ритме, когда он понял, что ему выпал неожиданный шанс довести воплощение своей мечты до конца. — Но, Северус, мне всего через пару недель будет семнадцать. Опекун мне уже будет не нужен.

— Да, ты прав, — глухо согласился Снейп, слегка покраснев. — Глупая идея…

— Но, — продолжал Гарри, как будто даже не слышал его слов, — усыновление действует пожизненно. Хочешь иметь законные основания — усынови меня.

Все. Сказал. В комнате стало невыносимо тихо, только кровь в ушах билась с оглушительным грохотом. Северус смотрел на него, не отрываясь, его лицо ничего не выражало. Гарри с ужасом ждал от него взрыва негодования, но вместо этого…

— Я не был уверен, что ты на это согласишься, — хрипло выдавил из себя Снейп.

— Ты просто забыл, — с облегчением выдохнул Гарри, — что в зеркальном отражении все не наоборот, а всего лишь немного иначе. Но по сути — то же самое…