Всё не то

На этот раз Северус не возражал, когда Гарри, зайдя к нему комнату, сказал, что они отправляются к Гермионе. Про себя Гарри подумал, что лучше бы Северус препирался и скандалил, но тот повиновался в полном молчании.

Гарри знал, что это плохо, но не знал, что делать. Ему казалось, что для того, чтобы все исправить, избавиться от этой мертвой тишины, требуется что-то огромное, что-то невероятное. И не был уверен, что он на это огромное способен.

Когда они оказались у Гермионы, дождь уже кончился, но на улице было по-прежнему промозгло. Северус даже не попытался выйти во двор. Он бросил настороженный взгляд в сторону беседки и тут же направился к колыбельке Беллатрикс. Осторожно взял ее на руки и прижал к себе с таким отчаянием, словно младенец был его единственным спасением от подступающего безумия. Гермиона попросила его пойти с ребенком наверх, и Северус послушался без малейших пререканий.

Гарри тревожно посмотрел ему вслед. Гермиона взяла его за руку и повела на крыльцо, где через минуту к ним присоединился Рон.

– Я хотела поговорить насчет Уайлд, но не по каминной сети, – начала Гермиона. – Гарри, скажи, почему ты думаешь, что это она подставила Снейпа?

– Да просто все как-то странно сложилось, – ответил Гарри. – Знаешь, ну вот как она появилась у тебя в камине, той ночью, когда Снейпа арестовали. Вывалила на меня новости и стала ждать, что я буду делать дальше. Как будто ей только того и надо было, чтобы я стал умолять ее остановить процедуру. И предлагать что-то взамен.

Гермиона тут же кивнула.

– Думаю, ты прав, Гарри. Действительно, все с самого начало было как-то странно. Она сделала все, чтобы мы поверили, что все это было внезапно. Что они прервали процесс только потому, что ты ее попросил. Но знаешь что? Когда мы пришли за Снейпом, на нем была эта новая рубашка с ценником на рукаве! Ну сам подумай, если никто не знал заранее, что так сложится, где они взяли детскую рубашку в три часа ночи?

Гарри поднял руки:

– Сдаюсь. Где?

– Да в том-то и дело, что нигде! Она купила одежду заранее. Я сегодня была в магазине и все выяснила. Гарри, Уайлд купила эту рубашку неделю назад! Она знала, что не будет превращать Северуса в младенца! Она рассчитывала на то, что ты вмешаешься, понимаешь?

Гарри потер виски. От попыток успеть за Гермиониной речью у него заболела голова.

– Значит, все было подстроено, – пробормотал он. – Уайлд знала, что я буду умолять их остановиться, пока от воспоминаний Снейпа хоть что-то осталось. И обменяла его на мою поддержку. Прелестно.

Сейчас ему хотелось, чтобы кто-нибудь милосердный просто прикончил его и избавил от мучений.

Гермиона посмотрела на него с жалостью.

– Не знаю, зачем ей все это понадобилось. У нее и так поддержки – хоть отбавляй. Но, наверное, слишком много влияния не бывает.

– Наверное, – с отвращением пробормотал вслед за ней Гарри и спрятал лицо в ладонях. Рон похлопал его по спине.

– Ладно, приятель. Нет худа без добра, – сказал он.

– И где здесь добро? – через силу спросил Гарри.

– Хуже уже быть не может – значит, с этого момента все должно пойти на лад.

– Я уже так думал. Два дня назад, – едко ответил Гарри.

Со второго этажа донесся плач Беллатрикс. Рон поднялся на ноги, еще раз похлопал Гарри по спине и ушел. Гермиона осталась сидеть рядом с Гарри, обняв его за плечи. Он без стеснения грелся в этом объятии. Гарри знал, что она ничего не сможет исправить, но ему все равно стало легче.

– Мне очень жаль, Гарри, – тихо сказала она. – Самое отвратное, что мы ничего не сможем доказать Визенгамоту. Все улики – косвенные, и ей наверняка удастся отвертеться, если ее припрут к стенке.

– Да, – пробормотал Гарри. – Я знаю.

– Ты сегодняшние газеты не видел? – осторожно спросила Гермиона.

– Видел. Ненавижу ее.

Она обняла его покрепче.

– Ты жалеешь, что так поступил? – совсем тихо спросила она.

С минуту Гарри обдумывал вопрос. Ему было тошно от того, что Уайлд вот так использовала его. Но в глубине души он знал, что, повторись ситуация снова, он сделал бы все то же самое. Снейп терпеть его не мог тогда – и сейчас ничего не изменилось. Непохоже было, что между ними когда-нибудь все наладится, во всяком случае, Гарри не мог этого себе представить. Но он не мог позволить Снейпу исчезнуть окончательно.

– Нет. Я бы и сейчас сделал все так же, – сказал он вслух.

Наверное, в голосе у него прозвучало откровенное отчаяние, потому что Гермиона легонько потрясла его за плечо, заставляя взглянуть на себя.

– Гарри, да что случилось? Вы сегодня какие-то совсем несчастные – и ты, и Северус. В чем дело?

– Он... он спрашивал о ней, – выдавил Гарри.

– О твоей маме?

– Да. Я сказал, что она умерла.

– И? – осторожно подтолкнула Гермиона.

– И ничего. Мы с тех пор больше не разговаривали.

– Почему? – спросила Гермиона обеспокоенно, но без всякого осуждения.

– Не знаю, – устало признался Гарри. – Я не могу. Открываю рот и... и не знаю, что сказать. А когда все-таки говорю, выходит все не то.

Последовало долгое молчание. Гермиона смотрела куда-то перед собой. Гарри проследил за ее взглядом и увидел лужицу на тропинке к дому и перебирающегося через нее крошечного паука-пересмешника. Паук даже не попытался притвориться чем-то страшным, – рассеянно подумал Гарри. Может, потому что пересмешник знал, что их с Гермионой уже нечем было напугать.

– Ты все еще злишься на него? – наконец спросила Гермиона.

Гарри покачал головой.

– Я не... Нет, на него – нет. Ему одиннадцать лет, и он ни в чем не виноват. Но на того Снейпа – да, думаю, да. За все. И в том числе за родителей. – Гарри почувствовал, как руки сами сжимаются в кулаки. – Я не знаю, как простить такое. Наверное, никак.

– Может, все-таки стоит попытаться, – очень осторожно произнесла Гермиона.

– Может, стоит, – ядовито повторил Гарри, заранее раздражаясь на то, что сейчас ему будут читать мораль. – Только зачем? Ему мое прощение не требовалось. Я ведь пытался с ним поговорить, ему было все равно.

Гермиона положила ладонь на его руку. Медленно заставила его разжать кулак.

– Это уже не важно, – сказала она. – Важно, что одиннадцатилетнему Северусу не все равно. Дети чувствуют, когда на них сердятся.

– Тогда это безнадежно, – пробормотал Гарри. – Слушай, ты так говоришь, как будто уже во всем разобралась. Но разве ты простила Беллатрикс Лестрейндж за то, что она сделала с тобой в Мэноре? По-честному, простила?

Гермиона убрала руку, все еще лежавшую у него в ладони, и отвернулась. Гарри увидел, как она подняла плечи, как будто защищаясь от холода.

– Я стараюсь, – прошептала она, не оборачиваясь. – Каждый раз, когда кормлю ее, переодеваю, пою ей. Иногда бывает очень больно. И каждый раз я чувствую... Не знаю, как сказать. Как будто я исчезаю. Так глупо, – добавила она смущенно. – Потому что она – эта девочка – она-то не сделала ничего плохого.

Гарри горько рассмеялся.

– Да, повезло нам, нечего сказать, а?

Гермиона, помолчав, ответила:

– Все наладится, Гарри. Вот увидишь – у вас с Северусом все наладится.

Гарри поднялся на ноги.

– Ага. Посмотрим. Для начала неплохо было бы его накормить.

Гермиона тоже встала и неодобрительно посмотрела на него.

– Он у тебя не завтракал? Гарри!

– Я все приготовил, – недовольно ответил Гарри. – А он не стал есть. Я не виноват.

– Ну давай я попробую. У меня есть как раз то, что надо – свежие круассаны и шоколадное масло, а еще...

Она что-то говорила дальше, про еду и детей, но Гарри не слушал. Ему было непонятно, как можно с такой легкостью переключиться с разговора, от которого внутри все переворачивалось, на еду. С другой стороны, может, для Гермионы это были вещи одного порядка: дать еды или простить.

Она ушла в дом, и Гарри услышал, как она зовет Северуса завтракать. Гарри остался на крыльце, снова сел на ступеньку, вытянул перед собой ноги и уставился в небо. Большую часть все еще скрывали серые облака, но кое-где проглядывала бледная высокая голубизна.